Я бегу по Центральному парку, навстречу лету и спортсменам. Понарошку, это новая беговая дорожка позволяет подбирать соответствующий мотивационный скин на экране. Хочешь — бегай вдоль моря, хочешь — по горам, не выходя из пустынного утреннего фитнес-зала. Асфальт почти достоверно ложится под ноги, в ушах играет "Камикадзе" Эминема, что-то тревожное заставляет всмотреться в идиллическую картинку.
Там, впереди — грузовик.
От него бегут люди.
За считанные месяцы это стало безусловной связкой. Грузовик в пешеходной зоне — бегущие люди — страх. Сознание еще не обработало изображения, но красная лампочка в мозгу уже зажглась.
Западное общество годами вырабатывало, накапливало, защищало права и свободы, чтобы теперь осознанно отказываться от некоторых в интересах сохранения большинства других. Обыск сумок в церквях, ограничения при проходе на массовые мероприятия. Вот, в прошлом году в Страсбурге обыскивали на входе в рождественские рынки, в этом — видимо, из-за многочисленных жалоб туристов, решили не обыскивать, результат — 5 жертв, 10 раненых.
Границу между свободой и ограничением нащупывают и в культурном пространстве. Дискуссия по следам опубликованного в New York Times с Элис Уокер — один из последних примеров. Пулитцеровской лауреатке задали стандартные вопросы, публикуя ответы без уточнений, редактуры и купюр. Среди любимых книг она назвала широко известную в узких кругах конспирологическую брошюру "И истина сделает вас свободными" Дэвида Айка. Там на полном серьезе про протоколы сионских мудрецов, а уроки о Холокосте предлагается уравновешивать сомнениями, происходил ли он в действительности.
Там еще про рептилоидов, которые правят миром, они, собственно, именно с легкой руки Айка разошлись по миру, потеснив баварских иллюминатов. Все, чего не следует показывать Турчиновым, им рискует понравиться. "В книге Айка все, существующее на этой и других планетах, поддаётся переосмыслению. Забавный сон, обернувшийся явью", — говорит о брошюре Элис Уокер. И идёт дальше.
Какое право вы имели это напечатать, возмущаются читатели и коллеги. Почему без дополнительных вопросов, без комментариев, без осуждения, зачем вы позволили этой Уокер, пусть она хоть трижды лауреатка, открыто пропагандировать антисемитский бред? New York Times оправдывается, что верит в способность своей аудитории отделять зёрна от рептилоидов, и изменять привычной стилистике раздела смысла не видит. Сама Уокер отвечает на собственном сайте: никакой Айк не антисемит, он просто так видит. Все поддают его цензуре, а он, между прочим, смелый мыслитель. И вообще хватит палестинцев линчевать.
Дискурс гораздо шире конкретного случая: должен ли журналист ограждать аудиторию от спорного контента, отнимая у неё возможность самостоятельно решать, как к этому контенту относиться. Нужно ли за каждым упоминанием ИГИЛа писать обязательное "террористическая организация, запрещена в такой-то стране". Следует ли полагаться на способность читателя или зрителя делать собственные выводы из предоставленного набора голых фактов, или сам этот набор необходимо тщательно взвешивать и отмерять? Позволено ли одиозным авторам, актерам, режиссерам — сколь бы гениальны они ни были в своём жанре — выходить на публичную площадку в лице многотысячной аудитории того или иного медиа без обязательного сурдоперевода: "это он плохо думает", "это она сейчас не то сказала".
Основы теории привратника или гейткипинга заложил еще в сороковых Курт Левин на примере домохозяйки, которая решает, чем накормить семью. На столе появятся только те блюда, которые она сочтёт необходимыми или полезными. С тех пор ее регулярно используют теоретики журналистики, но не существует универсального золотого стандарта, позволяющего однозначно ответить на вопросы предыдущего абзаца. Кто-то руководствуется законодательством, кто-то идеологией, кто-то личным вкусом. У нас, в условиях гибридно-военного времени, решения по принципу "моей аудитории это вредно", пресекающими распространение тех или иных пропагандистских речевок, кажутся настолько же необходимыми, как своевременная вакцинация.
Но красные лампочки у каждого срабатывают по-своему, для многих, например, грузовик в пешеходной зоне в сочетании с бегущими людьми — совсем не обязательно триггер. На него не надо обращать внимания, чтобы, вынырнув из каких-то собственных мыслей, сознательно принимать решение: "опасно/безопасно".
И при всех уродливых формах, которые временами принимает общественное обсуждение, стартовавшее с желания навязать всем свои личные триггеры, оно кажется крайне необходимым. В первую очередь для тех, кто никогда не задумывался над такими вопросами и не примерял их на себя.
Тем же, кто твёрдо уверен в своей позиции, личной или редакционной, это не помешает, они и дальше побегут по своей дорожке, потому что "тревога" окажется ложной. Судить их, как бы ни хотелось этого коллегам, будет только их собственная аудитория — своим количеством.