Елена Галл-Савальская – прима Херсонского театра им. Николая Кулиша и народная артистка Украины. Создала множество сценических образов, а также зрители знают ее по ролям в нашумевших сериалах "Поймать Кайдаша" и "Перевозчица". Во время полномасштабного вторжения РФ актриса осталась с мужем в оккупированном Херсоне, отказалась от сотрудничества с россиянами и пережила страшные дни – без света и связи.
– После освобождения Херсона мы выехали к родственникам в Малую Виску на Кировоградщине, – рассказывает актриса. – Брат моего мужа воюет с первого дня, сейчас ему уже 57. Когда наш город освободили, был в командировке в Одессе и попросил командира: "Можно заеду к своим в Херсон? " А у нас тогда не было ничего – ни воды, ни хлеба. Мы даже съехали из квартиры в центре в частный сектор, потому что боялись, что меня могут забрать. Света не было, машину из гаража не достать – ворота работали на электричестве. Связи – никакой. И именно в тот день, когда друг привез нам генератор, дозвонился к нам брат мужа. Встретились возле нашей квартиры. Леня открыл машину и начал выгружать: мешок свеклы, мешок картошки, мешок лука, хлеб, воду. И говорит: "Езжайте к нам". Я упиралась: "Всю оккупацию здесь просидела". Но когда обстрелы усилились, пришлось согласиться. Пробыли там год и восемь месяцев.
Со временем меня пригласил на работу Артем Свистун, директор Николаевского драмтеатра. Сначала мы полгода жили прямо в театре в Николаеве, а потом сняли жилье неподалеку. Я как раз была на съемках в Киеве, когда муж позвонил: "Нашел квартиру". Я в первый момент: "Ой боже, как это без меня? " Но приехала – все хорошо. И вот уже больше года мы здесь. Соседка из Херсона звонит каждый день. У нее мама после инсульта, поэтому уехать нет возможности. В нашем доме почти никого не осталось: на первом этаже живет женщина, на втором – никто, на третьем также пусто, на четвертом – одна женщина, на пятом и шестом – никого, на седьмом – пусто, на восьмом – одна женщина, и на девятом – пожилая, к ней приходит дочь. И так почти в каждом подъезде.
Я была в Херсоне после его освобождения несколько раз – приезжала лечиться. Мне говорили: "Ты что, ненормальная? Все едут в Николаев за медицинской помощью, а ты – под обстрелы". А я даже декларацию с врачом не переоформляла – доверяю только своим. Они держались и во время оккупации, и сейчас, это золотые люди. Чтобы вы понимали, улица, где расположена больница, – это красная зона. Обстрелы постоянные с левого берега. Тревога или нет – бах, и прилетело. Даже самое простое: танк выстрелил оттуда – ничего не успеешь: ни спрятаться, ни отбежать. Однажды, когда приехала в Херсон, в неврологии не было мест, меня положили в инсультное. И сразу же вечером тревога – все в подвал. Я осталась, медсестра и лежачие пациенты. И буквально в нескольких метрах бахнуло – все так затряслось. Бедная больница, бедные люди, что там работают, пациенты – все они мишени. Я ночью лежала и думала: завтра проснусь или нет?
– Как вспоминаете страшный день – 24 февраля 2022 года? – Накануне мой муж заболел ковидом. 23 февраля его положили с температурой в больницу. А на утро позвонил по телефону: "Собирай документы, война началась". Я ничего не понимала, только слышала, что он тяжело дышит. "На кислородном аппарате", – объяснил. К слову, потом, когда были сильные обстрелы, их переводили в подвал – прямо там ставили капельницы. Я вышла с собакой на улицу. Смотрю, во дворе куча машин, люди грузятся. А потом – полная тишина... Многие в те дни уехали из города. Через неделю мужа выписали из больницы. Помню, мы сидим на кухне, я посмотрела в окно и говорю: "Витя, по улице едет вражеский танк". Какой-то мужчина как раз переходил дорогу. Они что-то крикнули, он то ли не обернулся, то ли махнул рукой. И его застрелили... Мы видели это из окна. В один миг все рухнуло: ни работы, ни жизни. Сидишь в доме, как в тюрьме. Прислушиваешься к каждому шороху – и страшно. Многие знали, что я еще с 2014 года ездила выступать к нашим ребятам, имею награды. А тем временем оккупанты вели себя так, как будто были дома, будто это их страна. Понимаете? Муж должен был выходить – гулять с собакой. Рядом с нашим домом была пиццерия, которую открыл победитель "МастерШефа", повар Павел Серветник. Он до последнего оставался в Херсоне: пек хлеб и бесплатно раздавал. А потом был вынужден уехать. Когда же пришли россияне, кафе присвоили. Чеченцы сидели там с автоматами за столиками на улице, развалившись так, что невозможно было пройти – ноги на полдороги.
В том же кафе часто видели одного чиновника, который пошел с ними на сотрудничество. Я запомнила его еще с одного корпоратива, куда нас, артистов, как-то пригласил губернатор еще в мирные времена. Я пела, все слушали – а он один не просто ел, а, простите, жрал. И смотрел из-подо лба так, что трудно забыть. И вот этот коллаборационист как-то, увидев моего мужа, спросил: "А где ваша жена? Работать же надо – вон Сергей Гармаш приехал. Может, какой-то спектакль на двоих поставят? " А муж, стараясь как можно спокойнее: "Она по возрасту уже пенсионерка, работать не будет". Приходит домой: "Все, нам капец! "
– А правда, что Гармашу, который родился и вырос в Херсоне, начинал карьеру в театре имени Николая Кулиша, а с началом вторжения поддержал кремлевскую агрессию, предлагали возглавить ваш театр? – Лично с ним я близко не знакома. Помню, что он когда-то приходил к нам в театр: была творческая встреча с коллективом, пообщались, и на этом все. Никаких предложений возглавлять театр не было – это выдумки, которые раздували пропагандисты. Они тогда активно распространяли слухи, будто в Херсоне планируют открыть чуть ли не филиал какого-то московского театра. Сальдо (на то время т. н. глава военно-гражданской администрации Херсонской области. – Ред. ) заявил, что этот артист присоединится к восстановлению работы нашего театра. На самом деле Гармаш приезжал в город по личным причинам: забирал родителей, которые болели онко. И, насколько я знаю, кого-то из них уже нет в живых. Просто российская пропаганда любила любой визит кого-то из известных подавать как сенсацию, придавать ему значение, которого на самом деле не было.
– Еще рассказывали, что оккупанты ради "картинки" для ТВ свозили в Херсон "счастливых" людей из российской глубинки, потому что местные отказывались участвовать. – Так и было. Наша квартира в центре – рядом устроили комендатуру. И именно в нашем дворе эти "привозные" люди гуляли с детьми – у нас качели, детская площадка. Сразу было видно, что не местные. Босоножки на носочки – наши так не носят. Женщины со странными накладными шиньонами – тоже не в нашем стиле. Дети вели себя как-то отстраненно, неестественно. Каждый раз, когда надо было провести какой-то праздник на камеры, сюда свозили этих людей автобусами – их было много. Например, на День защиты детей местных малышей там не было совсем – сплошь "привозные".
Накануне я узнала, что один мой товарищ-актер согласился выступать на таком мероприятии. Позвонила по телефону: "Ты что, с дуба упал? " А он: "Да я там всего лишь Карлсон". Я не выдержала: "Ты заслуженный артист Украины, ты осознаешь, что делаешь? " А он: "Мои дети тоже хотят поесть клубники – хоть какую-то копейку заработаю". Но это неправда! Нам платили зарплату в течение всей оккупации. Не было никакой необходимости брать от них деньги или, упаси боже, российскую пенсию. Я ему говорю: "Наших детей там не будет! Это все постановка по одному и тому же сценарию. Я же вижу, кто в моем дворе появляется. Это не наши, а завезенные люди".
– Какова судьба коллег по театру, которые публично поддержали российскую агрессию и перед освобождением Херсона сбежали на левобережье вместе с оккупантами? Известно, что таких около десятка, среди них – народная артистка Украины Ружена Рублева. – Они сейчас находятся в Скадовске. Перед деоккупацией их предупредили: "Надо уехать на неделю-две. Собирайте тревожные чемоданчики". Теперь гастролируют и дают концерты преимущественно на временно оккупированных территориях Херсонщины и в глубинках России. В прошлом году Рублева умудрилась получить звание заслуженного деятеля искусств РФ. Для меня это стало подтверждением того, что она была завербована еще до большой войны. Так я себе решила. ФСБ работала здесь системно – все прорастало годами. Хотя, когда они зашли в город, а люди массово выходили на митинги протеста, я плакала от счастья. Вы же видели эти кадры? Нам тогда пытались навязать мнение, что Херсон – пророссийский город. Я еще хорошо помню слова Рублевой во время наших выступлений в 2021 году в Мариуполе, в том театре, который теперь разбомбили. Она даже директору выговаривала: "Зачем оно нужно? Спектакль на украинском – в пророссийский город? " А вы не представляете, как нам аплодировали зрители – не отпускали! Мы даже видео записали. А сейчас она ездит туда сама – уже со спектаклями на русском языке. Интересно, что раньше у нее и ее коллег-предателей в репертуаре было много украинских песен, даже гимн исполняли. Такие патриоты были напоказ! И сейчас прикрываются, что они херсонцы, выставляют на афишах фото нашего театра. Уверена, что мечтают вернутся снова туда.
– Актриса Елена Хохлаткина, с которой вы дружите и работали вместе более 10 лет в Херсонском театре (а впоследствии она вместе с мужем, актером Виктором Ждановым, переехала в Донецк и сумела выбраться оттуда уже во время оккупации), в интервью нам рассказывала, что в театре было немало людей, которые носили футболки с надписями вроде "люблю СССР". Тогда это, по ее словам, казалось смешным, но, как заметила: "Кто же знал, что потом будем плакать". – Тот актер, который хотел быть Карлсоном за клубнику, тоже говорил сыну: "Ваня, ты русский". Тогда я не придавала этому никакого значения – ну говорит и говорит. Я и сама родилась в России, мой отец русский, но для меня это никогда не было чем-то слишком важным. Выросла и живу я всю жизнь в Украине.
– Что вам сейчас вспоминается из месяцев оккупации? – Знаете, мы сейчас все в стрессе из-за войны – жизнь вверх ногами. Но у меня есть работа, пусть не такая, как раньше, но работаю. А тогда казалось, что ты сидишь в клетке. Жизнь вроде и продолжается, но она не твоя. По-музыкальному сказать: сплошная какофония. Мозг закипает, а что делать – не знаешь. Когда началось вторжение, все бросились скупать все, как сумасшедшие, то какие-то запасы были. Но сейчас даже не вспомню, что мы тогда ели – будто стерлось из памяти. Не хотелось ничего. В магазинах – все российское. Конфеты, колбаса – некачественное. А яйца! Они воняли антибиотиками, представляете? Казалось, что нам везли худший хлам. Когда мы еще жили в квартире, ловила украинские каналы – была антенна на кухне. Аналоговое телевидение сразу отключили и заменили своим – они так всегда делают. Каждое утро шла на кухню, включала телевизор, брала маленький флажок и тихонько пела гимн. А вечером перед сном заводила "Ой у лузі червона калина". Это был мой ежедневный ритуал.
Тяжелее всего было без света. Хоть мы и на юге, но сыро. Спали под тремя одеялами, в свитерах и носках. А я еще с детства ужасно боюсь темноты. Мама (актриса Валентина Галл-Савальская. – Ред. ), постоянно гастролировавшая, оставляла меня с бабушкой. Я ждала ее до ночи, не спала, боялась. И этот страх остался. Мне всегда нужен хоть лучик, хоть лунная дорожка за окном. Кричала мужу: "Дай мне свет! " А он только вздыхал: "Ну что я могу? Его просто нет". Фонарики сели, свечи догорели. Я умоляла: "Давай хоть на улицу выйдем". Вышли – а луны нет. Темнота такая, что аж давит. Я тогда чуть не плакала: "Дайте хоть ниточку света! " Кажется, это уже были панические атаки – мозг не выдерживал.
Ближе к деоккупации мы из дома почти не выходили. Как-то муж пошел в квартиру за вещами. А я тем временем места себе не находила: связи же нет, позвонить не можешь. Что с ним? Где он? Хоть бы не попал в подвал, не пристрелили. И тут калитка щелкнула. Слава богу! Заходит ошарашенный: "Слушай, кажется, нас освободили! Я встретил соседа, а он говорит, что видел ребят на мотоциклах и машинах с украинскими флагами". Я расплакалась: "И ты веришь? Да это кино снимает сволочь эта". А потом мы сидим во дворе и слышим – кто-то завел "Червону калину". Я аж подскочила: "Они что, с ума сошли? Да их же сейчас перестреляют! " А когда на какой-то улице слышу громко поют гимн – сказала: "Все. Это уже точно. Нас освободили". Какое же это было счастье! Откровенно скажу: мы не верили, что это вообще возможно. Потому что нам каждый день внушали: "Россия с вами навсегда". Они это очень быстро налаживали – банки свои завели, паспорта российские раздавали. И люди шли, брали. Преимущественно люди постарше из меркантильных соображений: чтобы две пенсии получать.
А после деоккупации уже наша полиция ходила по квартирам. Пришли и ко мне с планшетом, что-то сверяют: "Соглашались получать российскую пенсию? " А я аж возмутилась: "Вы серьезно? Я народная артистка Украины! Даже мысли такой не было". Они улыбаются: "Да не волнуйтесь – мы видим".
– Хочу еще с вами поговорить о кино, в частности о сериале "Поймать Кайдаша", где вы сыграли одну из ролей – председателя сельсовета. Как вспоминаете те съемки? – Ой, у меня от них только самые теплые воспоминания – и от съемочной группы, и от актеров. Вот недавно узнала, что Тоня Хижняк, которая играла Мотрю, получила звание заслуженной артистки. Я так за нее обрадовалась! Прекрасная Кристина Корчинская – секретарша сельсовета. Иван Шаран – брат Мотри. Тарас Цимбалюк и другие – все были просто замечательные. Но, признаюсь честно, мне было непросто. Театр – это совсем другой язык. Как говорил один режиссер: "Надо говорить так громко, чтобы слышала бабушка в последнем ряду". Там все – эмоция, размах, крупные мазки. А кино требует другого – камерности, сдержанности. И я каждый вечер звонила мужу из Киева и плакала: "Все, я еду домой! " Он: "Почему? " – "Потому что рядом с ними я ничего не умею! " Мне действительно так казалось, клянусь. Я еще и Вите Жданову (сыграл Омелька Кайдаша. – Ред. ), с которым мы много лет делили сцену в Херсоне, жаловалась: "Витя, я плюсую (переигрываю. – Ред. ), мне стыдно. Что делать? " А он мне: "Молчи-молчи! Думаешь, у меня все с первого раза получалось? В "Киборгах" ребята тоже говорили: "Чего ты орешь? " Всё будет нормально. Практика – большое дело". С Ждановым мы в театре часто играли вместе, импровизировали так, что Ленка (актриса Елена Хохлаткина, жена актера. – Ред. ) ревновала: "Заразы! Как выходят, аж фонтанируют – просто бесятся! " Это был лучший партнер в моей жизни.
– А потом была "Перевозчица " – хороший сериал, рассказывающий о первых днях полномасштабного вторжения. – И это была моя первая работа в кино после деоккупации. Помню, как мы сидели без света в холодном доме, а муж мне говорит: "Ты еще сниматься будешь". А я ему сквозь слезы: "Ты бессовестный? " И тут мы у родственников в Кировоградской области. Звонок: "Можно мы вам сбросим запрос на самопробы? " Я к Вите: "Ты представляешь? " А он спокойно: "Я же говорил! " Мы сняли пробы с первого дубля. Сразу хотела отправить, а муж говорит: "Давай еще несколько дублей сделаем". Отмахнулась: "Да никто меня не возьмет. В Киеве столько актеров, еще и моего возраста! Ну попросили – так пусть будет". А на следующий день мне пишут: "Режиссер посмотрел, ему все понравилось. Ждем реакции продюсера". И сразу второе сообщение: "Вы можете приехать в Киев? "
Приезжаю. Режиссер – молодой (Евгений Тупик. – Ред. ). Ну просто чудо, а не человек! Мне девушки делают макияж, а он рядом: "А может, эти сережки? А давайте такое пальто". И вдруг спрашивает: "Ну как вам? " Я удивленно: "В каком смысле? " – "Ну, комфортно вам? " И тут я начинаю плакать. Он испугался: "Что с вами? " А я говорю: "Вы не поверите: меня впервые в жизни режиссер такое спрашивает. Я же выходила на сцену даже в платье, которое сзади не сходилось – только зашнурованная, с голой спиной, потому что я же здоровая. И пятилась со сцены, чтобы никто не заметил. После операции играла, подвязанная простыней. И никто никогда не спрашивал, комфортно мне или нет". А он взял меня за руку и говорит: "Я очень на вас рассчитываю. Честно признаюсь, у меня уже была утверждена актриса на эту роль. Но мне посоветовали вас: "Просто посмотри". И я вам так поверил! " А я ответила: "Знаете почему? Потому что была в оккупации. Я из Херсона".
– Елена, какие у вас сейчас творческие планы? И еще одно: когда думаете возвращаться домой? Ставите себе какие-то сроки – к весне, через год? – Немного сейчас приболела, поэтому ничего конкретного не могу планировать. Звонят из Киева, предлагают работу, а я пока вынуждена отказываться. Насчет возвращения... Раньше было так: еще месяц – и домой. Ну вот еще месяц – и точно. Когда мы искали квартиру, меня спрашивали: "На сколько? " Я отвечала: "Ну, на полгода, не больше". Муж говорил: "Есть варианты на год". А я: "Да какой год? Мы же скоро домой! "
И вот уже больше года мы в Николаеве.
А что такое сейчас дорога на Херсон? Дроны шастают туда-сюда. В самом городе разбрасывают "лепестки". Сейчас листья начнут падать – только и успевай смотреть, куда ступаешь. Ежедневно в соцсетях сообщения: "На углу таких-то улиц мины, будьте осторожны". Саперы разминировали – через день появились в другом месте. И снова дроны, дроны, дроны... У меня иногда такое впечатление, что на том левом берегу у них учебный полигон. И они на нас, на живых людях, тестируют технику. Но ничего. Мы выстоим.