Марина Кошкина – одна из самых ярких звезд современного украинского театра и кино. Ведущая актриса столичного Театра имени Ивана Франко. Яркая киноактриса – "С завязанными глазами", "Дом "Слово". Бесконечный роман", "Две сестры", "Захар Беркут", "Киборги", осенью состоится премьера "Малевича" и картины "Каховский объект", где сыграла главную роль.
– Вы родились и выросли в Кременной на Луганщине, которая сейчас находится под оккупацией. Имеете ли возможность получать какие-то новости оттуда? Остались ли у вас там родные или знакомые? – Да, у меня там бабушка – мама моей мамы. Она не захотела выезжать. Мы очень редко выходим на связь – возможно, раз в несколько месяцев. Это все очень сложно, но я живу надеждой, что мы обязательно увидимся. У меня есть там друзья, остались их родители, мы стараемся поддерживать связь. Но, честно говоря, рассказывая о своем бытии, никто не вдается в детали. Люди боятся, потому что живут в постоянном страхе, за ними следят – и любая лишняя информация может представлять угрозу. Поэтому я знаю очень мало о тамошней жизни.
– В одном из интервью вы рассказывали, что в доме вашей бабушки поселились российские оккупанты. – Да, это дом моей бабушки по отцовской линии. Ее уже нет – умерла. Но жилье осталось, и еще в начале оккупации туда заселились российские военные. Возможно, и до сих пор там живут. Знаю ли я, что сейчас с домом? На самом деле мне не так больно за сами вещи. Хотя знаю, что многое было украдено, вынесено, – об этом рассказывали люди. Но больше всего щемит в душе именно из-за дома, потому что там осталось очень много памяти – вещи моего отца, бабушки, старые фотографии, которые, к сожалению, мы не успели забрать.
Знаете, почему-то начинаешь осознавать важность памяти уже тогда, когда что-то теряешь. Сейчас как никогда понимаю, насколько важно иметь хотя бы одну вещь, которая напоминает о близких. Которая будет греть, давать силу. Как та девушка из Одессы во время обстрела – помните, видео облетело соцсети? Она выбиралась из квартиры с помощью спасателей через окно, и единственное, что ухватила с собой, – портрет бабушки и дедушки. Они ее воспитывали – и это было для нее самое дорогое. Увидев видео, я сразу подумала о своем доме. О том, что не успела забрать. И пообещала себе: вернусь, заберу, сохраню.
– Телеведущая Надежда Матвеева, которая родилась и выросла в Крыму, рассказывала нам в интервью, что есть особые места в родной Керчи, по которым скучает. Что бы хотели увидеть, когда приедете в Кременную? – В первую очередь пошла бы на кладбище – к бабушке, папе. Прошлась бы по всем знакомым местам – где жила, где училась. Зашла бы в свою школу. Пошла бы в лес, если бы это было безопасно (насколько знаю, сейчас там много заминированных территорий). Спустилась бы к реке. А дальше просто ходила бы по городу. Здесь, в Киеве, уже привыкла везде ездить на машине. А там мы всю жизнь ходили пешком. Не потому, что удобно, – просто на маршрутку или автобус нужны были деньги (улыбается). Поэтому привыкли обходить все ногами. Ты шел, встречал знакомых, соседей. Город хоть и небольшой, но жил с тобой вместе. Я мечтаю снова выйти – и идти, как когда-то. Пешком, по знакомым улицам, где каждый шаг – воспоминание.
– Где вас застало полномасштабное вторжение? Были ли вы готовы – имели "тревожный чемоданчик", чувствовали, что такое возможно? – Нет, честно, вообще не думала, что такая беда случится. У меня ничего не было готово. Накануне полномасштабного вторжения находилась не в Киеве, мы проводили актерский тренинг. Возвращалась на поезде. Мне написал мой друг, актер Александр Рудинский: отменили спектакль, потому что введено военное положение. Я не могла поверить, говорю: "Да ну, не может быть". Поезд еще и задержали где-то на пять часов, все куда-то звонили, потом связь вообще исчезла – тотальная паника. Никогда этого не забуду... Когда наконец попала домой, была одна мысль: наша большая семья должна собраться вместе. Это удалось. Первые дни мы все вместе ночевали в укрытии. Началась новая жизнь – в условиях войны.
– Вы из семьи, где девять детей, – это впечатляет. Как это – быть самой старшей среди стольких братьев и сестер? – С самым младшим братом у меня разница аж 20 лет. Когда ходила с ним гулять, все думали, что это мой сын. В возрасте, когда моя мама уже имела четверых детей, я еще только начинала жить самостоятельно. Но в целом большая семья очень формирует. Ты учишься делиться с детства. У меня это осталось до сих пор – потребность что-то дарить, отдавать. Ты не привык иметь что-то "свое". Наоборот – ты со всеми, вместе, делишь все. Хотелось иногда свободы, но привык, что ты постоянно не один. С другой стороны, мы все делали тоже вместе. У нас было большое хозяйство, жили в частном доме. Мама всегда давала какие-то задания: пока не сделаете что-то на огороде – гулять не пойдете.
До полномасштабного вторжения у нас была традиция – на каждый день рождения, в полночь, мы приезжали к имениннику с тортом, шариками, свечами. И, конечно, кто-то потом получал тортом в лицо (улыбается). Сейчас сложнее – моя мама, младшие братья и сестра нашли временное пристанище в Брюсселе. Но мы стараемся сохранять близость. Я недавно была у них – и это очень сильное ощущение, когда видишь семью после долгой разлуки.
– Не секрет, что русский долгое время был вашим родным языком. Каким был ваш путь к украинскому? – Да, я долгое время разговаривала на русском. Но, когда поступила в университет, попала в мастерскую Богдана Бенюка – и он нас украинизировал. Я полюбила язык, пришло искреннее желание говорить на украинском. Сейчас для меня это больной вопрос. Я мечтаю, чтобы русский поскорее исчез из нашего пространства. Чтобы люди не пользовались им, понимали, насколько это важно. Потому что за язык убивают. И убивали веками. Если бы я еще раньше так глубоко, как сейчас, знала историю нашей Украины, истории тех, кто боролся за язык, кто отдавал за него жизнь, – гораздо раньше сделала бы этот выбор. К сожалению, я осознала это позже. Но хорошо, что это произошло.
Мне страшно слышать русский от детей – очень многие в Киеве на нем разговаривают. Когда сталкиваюсь с этим – так больно становится, внутри просто плачу. Не понимаю: почему родители это допускают? Неужели за столько лет до них ничего не дошло? И не знаю, что с этим делать. Возможно, нужно ввести более жесткие правила, потому что мягкая украинизация, к сожалению, подействовала только на тех, кто действительно этого хотел. В моем окружении немало людей, которые разговаривали на русском до большой войны, а сейчас – исключительно на украинском. И это реально – было бы только желание. Не верю в то, что "очень сложно", потому что "всю жизнь говорил на русском". Для меня это уже давно не работает. После трех лет полномасштабного вторжения так точно. В этом плане я очень жесткая. Сейчас, если ко мне обращаются на русском, отвечаю на украинском. И очень часто люди переходят. И у меня тогда возникает вопрос: "Ты же знаешь язык, почему же не используешь его в повседневной жизни? " Мне стыдно за таких людей.
– Вы некоторое время работали в Молодом театре, которым руководил режиссер Андрей Билоус, которого обвиняют в сексуальных домогательствах, абьюзе и злоупотреблении властью в отношении подчиненных и студенток театрального вуза, где преподает. Вы ушли оттуда из-за этого? – Нет, я ушла не из-за этого. Слышала ли я раньше разговоры о его поведении? Да, слышала. Но, согласитесь, не имела права говорить об этом публично – это могли сделать только сами пострадавшие. Я искренне благодарна всем, кто решился заговорить. Благодаря им справедливость наконец начала побеждать. И Билоус должен быть наказан за все свои поступки. А нам надо вообще всем сделать выводы из этой истории – всем театрам. Мне кажется, это для всех очень хороший урок. И тем временем начали говорить не только о Билоусе – о других режиссерах и преподавателях.
– Как вы вспоминаете учебу в театральном? Актриса Екатерина Тышкевич нам в интервью рассказывала, что будущих артистов в вузе "ломали через хребет", из-за чего многие вообще не пошли в профессию. – Скажу так: мне повезло – имела хорошую мастерскую, замечательных преподавателей. Но то, что в театральном ломают психику студентов, – это правда. И, как по мне, большинство проблем идет сверху. Мне предлагали идти преподавать – отказалась. Там настолько все пропитано Советским Союзом, что кажется, время просто остановилось. Нужны кардинальные изменения: они не то что назрели – перезрели уже.
А студенты у них невероятные – талантливые, открытые, глубокие. Очень хотелось бы, чтобы театральный университет был заинтересован в их развитии. Организовывали поездки на театральные фестивали – чтобы видели, как работают театры в мире. Чтобы вдохновлялись, сравнивали, росли. Для этого надо искать финансирование, спонсоров, создавать программы. Но главное – иметь желание. И надо пересмотреть саму структуру обучения. Подумать: что действительно важно, а что лишь формальность. Например, когда я училась, у меня был вокал – один или два раза в неделю по 20 минут. Это же ни о чем, потому что актер должен быть универсальным – должен владеть телом, голосом, эмоцией. И когда человек приходит в университет, платит такие деньги за обучение, то должен получать необходимые знания.
Возвращаясь к скандалам, связанным с домогательствами и абьюзивным поведением, хочу сказать одно: в других странах, если студент подает жалобу на подобное – реакция мгновенная. Там студентов действительно уважают. А у нас во время расследования скандала с Билоусом вуз наградил его очередным научным званием. Это – позор.
– Марина, вы уже дважды становились лауреатом премии "Золотой Дзиги" – главной национальной кинопремии, которую называют украинским аналогом "Оскара". Интересно, вы храните эти награды на почетном месте или не придаете им особого значения? – Статуэтки стоят у меня дома на полочке. Сейчас меня номинировали уже в третий раз – за роль в фильме "Дом "Слово". Бесконечный роман". И это, конечно, очень приятно. Как отношусь к наградам? Это скорее приятная благодарность за работу – не более. Я не придаю этому какого-то сверхзначения. Но в моменты, когда истощена, когда кажется, что внутри угасает огонь, – награда может поддержать, дать силы двигаться дальше. В то же время очень осторожно отношусь и к похвале, и к критике – от зрителей или кого-либо. Если честно, я сама могу раскритиковать себя так, как никто другой не сделает (улыбается). Но в последнее время учусь и хвалить – это важно. И на самом деле гораздо сложнее, чем критиковать.
– Когда соглашались на роль в фильме "Дом "Слово". Бесконечный роман", уже знали всю эту трагическую историю о писателях того времени? – Я знала о периоде Расстрелянного Возрождения, но именно благодаря фильму смогла глубже погрузиться в эту тему. И поняла, насколько это был болезненный этап нашей истории, но и очень важный, потому что именно благодаря людям, которые боролись за нашу идентичность, за наш язык, за историю, литературу, я сейчас имею возможность пойти в книжный магазин, приобрести книгу на нашем языке и не бояться. Благодаря тем людям, которые боролись за нас.
Так же мы сейчас должны делать, как бы сложно ни было. Иногда не можешь спать всю ночь из-за обстрелов, но все равно идешь на сцену. Как бы ни был морально истощен, физически обессилен – выходишь и играешь. Потому что зритель приходит. Я получаю очень много сообщений после спектаклей. И это не просто "спасибо за игру", а настоящие письма – искренние, глубокие, с эмоциями. Люди пишут о том, что почувствовали, как спектакль их поддержал. Для многих театр сейчас – это точка опоры. А это для меня огромный показатель нашей несокрушимости. Поэтому следующее поколение, думаю, будет помнить, что мы делали все, чтобы оно жило свободно.
– В фильме "Дом "Слово". Бесконечный роман" есть чрезвычайно эмоционально тяжелая сцена – изнасилование вашей героини. Как вы принимаете для себя решение участвовать в таких сценах? Что для вас важно во время съемок? – Во-первых, я понимаю, что эта сцена была необходимой – она помогает глубже раскрыть историю, вызвать сильные эмоции, показать, что на самом деле переживали люди в то страшное время. Моя Галя – молодая повариха в столовой Дома "Слово", и она тоже стала жертвой системы. Во-вторых, в кадре – не я, а моя героиня. Поэтому это не настолько тяжело эмоционально, как может показаться. И мне повезло с партнером – актер Дмитрий Олейник был очень внимателен, мы все обсуждали: "Тебе здесь комфортно? Можно я возьму тебя за руку вот так? " Я уверена, что вскоре и у нас в кино обязательно будут работать специальные координаторы – как это делают за рубежом. Там перед съемками таких сцен актеры проходят тренинги, чтобы не травмироваться, научиться доверять партнеру, понимать свои границы. Потому что, как бы ни было, если тебя кто-то касается – это все равно физический контакт, все происходит на самом деле.
И, к сожалению, история знает много случаев, когда съемки становились моральной или даже физической травмой. Например, как в фильме Бертолуччи "Последнее танго в Париже" – главная актриса только сейчас смогла признаться, что на площадке произошло изнасилование. Тогда о каких-то интимных границах с ней никто не говорил. Убеждена: актерам нужны лекции по сексуальному образованию еще в университете. Чтобы молодые люди понимали, что такое согласие, где граница, что недопустимо. Потому что приходят юные ребята, заглядывают преподавателям в рот, выполняют все, что скажут. Говорят быть обнаженным – будет голым, потому что думает, что так надо.
Я поступила в вуз со второго раза. Может, еще не была полностью взрослой, но характером крепкая. На моем пути никогда не было каких-то двусмысленных "предложений" – может, потому что я боевая и мной трудно манипулировать. Я редко кому позволяю себя обидеть. А если кто-то такое делает, то могу ответить очень грубо. Но люди разные, не каждая девушка это может. А актер – очень зависимая профессия. Многие боятся возразить режиссеру, сказать "нет", потому что можно потерять роль. Я давно для себя решила: не буду бояться, буду честна с собой. И, если надо, буду защищать коллег – даже если меня потом назовут конфликтной. Потому что в творчестве самое главное – личность. А если ты будешь бояться быть собой, соглашаться на то, чего не хочешь, – разве это правильно?
– На премьере фильма "Две сестры", где вы сыграли одну из ярких ролей, нас с вами познакомил Александр Рудинский. Представил так: "Моя лучшая подруга". Известно, что в творческих кругах настоящая дружба – это редкость. Нам в интервью это подтверждали ваши коллеги по театру: Алексей Богданович заявил, что актерство – профессия "очень амбициозная, завистливая, нетерпимая", а Остап Ступка утверждает, что "в театре не может быть друзей – только коллеги по работе". – Знаете, у каждого свой путь. У меня самой в театре не так уж и много друзей – есть коллеги, с которыми приятно работать. С Сашей Рудинским мы дружим еще с университета, хотя учились в разных мастерских. И как-то так сложилось, что уже более десяти лет держим эту дружбу. Я очень ее ценю. Вот мы сейчас с вами разговариваем, а он уже прислал мне видеосообщение. Очень радуюсь его успехам, искренне им горжусь.
– Этот год для вас очень урожайный: зрители увидят на экране как минимум в четырех новых фильмах, в том числе в картине "Малевич", о которой много говорят еще до официальной премьеры. – Это чрезвычайно значимый фильм. Мы уже показывали его в рамках кинофестиваля "Молодость" – тогда состоялась наша первая премьера. Также я ездила с этой лентой к военным, и для меня было чрезвычайно ценно услышать их мнения. Многие даже не знали, что Малевич – наш художник. Для многих он до сих пор ассоциируется исключительно с "Черным квадратом", но мало кто понимает, кем он был на самом деле. Этот фильм помогает переосмыслить: это украинский художник и его имя должно звучать в нашем культурном пространстве. Недавно на одном из показов я разговаривала с парнем, который сказал очень точную вещь: "Да, это история о Малевиче, но на самом деле – обо всех художниках, которых украла Россия".
И действительно – на месте Малевича в этой ленте можно представить любого из тех творцов, которые боролись за право существования украинской культуры, выступали против системы. Они отдавали за это свою жизнь, будущее. Слова того парня меня поразили. Это была глубокая мысль: фильм не только об одном художнике. Это о национальной памяти, о нашей культуре, которую так долго уничтожали и которую мы сейчас восстанавливаем.
– В октябре на широкие экраны выйдет еще одна картина, где у вас главная роль, – фантастический хоррор "Каховский объект" (по сюжету после подрыва ГЭС наши военные находят заброшенный советский бункер, где в свое время проводили эксперименты на людях. Марина играет военную со сверхъестественными способностями, которая вынуждена бороться с зомби, обнаруженными там. – Ред. ) Ваш коллега по съемочной площадке Владимир Ращук в интервью нашему изданию рассказывал, что это совершенно новый жанр для нас. – Честно говоря, я колебалась, рассматривая предложение. С одной стороны, было страшно соглашаться, ведь, как правильно сказал Владимир, это новое для нашего кинематографа. Кроме того, мне казалось, что мало времени на подготовку для фильма такого уровня. С другой стороны, никогда не работала в жанре хоррора, и вся эта зомби-тематика была мне интересна, хотя и непонятна (смеется). И стала настоящим творческим приключением.
Были люди, которые меня отговаривали. Говорили: "А вдруг ничего не получится? Это рискованно". Но решила не слушать никого. Я из тех, кто не боится рисковать. У нас было полтора месяца на подготовку. Ездили на полигон (моя героиня должна была умело стрелять и выполнять многочисленные каскадерские трюки), работали с военными. Собралась классная команда: Александр Яцентюк, Михаил Дзюба, Владимир Ращук, я и наш режиссер – Алексей Тараненко. Оператор был невероятный – Вячеслав Раковский. На самих съемках времени было мало – всего 23 смены, график сумасшедший. Но благодаря тому, что мы провели тщательную подготовку, успели сделать много. Думаю, это будет действительно интересное кино.
– Хочу вас спросить еще о следующем: недавно разгорелся скандал с львовянином Назарием Гусаковым, больным спинальной мышечной атрофией, которого подозревают в возможном мошенничестве и отмывании средств, которые донатили украинцы на лечение. У вас была похожая история, о которой писали в медиа: к вам в Instagram "постучалась" женщина, которая представилась переселенкой с Херсонщины с ребенком. Просила деньги на эвакуацию, говорила, что в беде. Впоследствии оказалось, что это – мошенники. После таких случаев не опускаются руки? – Нет, желание помогать не исчезло.
Если честно, я даже радуюсь, что, несмотря на все, сохранила наивность и доверие к людям. Очень хочется, чтобы эта надежда, эта вера и любовь оставались во мне. Потому что правда в том, что кто-то действительно может быть в большой беде, а ты, обжегшись, можешь не помочь тому, кто очень нуждается. Моя мотивация помогать – осталась. И, думаю, она надолго. Ведь когда большая война закончится, у нас еще будет очень много работы – помогать друг другу восстанавливаться.