В украинской экономике наблюдаются две опасные тенденции: резкое торможение динамики ВВП на фоне нарастающей инфляции. Чем опасна эта «спираль смерти» для экономической стабильности, а главное — как ее избежать?

«Спиралью смерти» экономисты называют стагфляцию, то есть сочетание высокой галопирующей инфляции и падения ВВП, приводящее к своеобразному цугцвангу решений, когда результат каждого хода — это «потеря фигуры».

[see_also ids="639742"]

Ведь с инфляцией нужно бороться жесткой монетарной политикой, сжатием денежной массы и высокими процентными ставками. А с рецессией надо бороться мягкой монетарной политикой, расширением денежного предложения и низкими кредитными ставками. Как видим, стагфляция блокирует эти решения: придется пожертвовать или борьбой с инфляцией, или ростом ВВП.

Насколько близко наша экономика подошла к «спирали смерти»? Судите сами, в 2024 году ВВП вырос на 2,9% после восстановления на 5% в 2023-м и обвала на 28% в 2022-м.

Очевидно, происходит резкое замедление темпов роста валового продукта вследствие постепенной исчерпания эффекта низкой статистической базы сравнения в виде обвального, с точки зрения экономического развития, 2022 года.

В четвертом квартале 2024 года зафиксировано даже квартальное падение на 0,1%. Также очень опасная тенденция в промышленном производстве — падение объемов по сравнению с предыдущим месяцем.

По итогам первого квартала текущего года, получаем минимальный рост ВВП на уровне 0,5%.

Согласно Инфляционному отчету НБУ за апрель 2025 года, в первом квартале 2025-го реальный ВВП вырос на 0,5% г/г.

Это фактически околонулевой рост экономики с риском перехода к нулевой и даже отрицательной динамике во втором квартале текущего года. Некоторым предохранителем окончательного перехода экономики в зону падения выступает временное прекращение торговой войны между Китаем и США. Это положительно скажется на уровне цен нашего сырьевого экспорта, в первую очередь аграрного.

Ведь возможная Глобальная торговая война могла бы ударить по Китаю, а он до сих пор торговый партнер номер один для Украины.

Индекс потребительских цен на товары и услуги в 2025 году (к соответствующему периоду предыдущего года) в апреле составлял 14%.

Насколько украинская экономика близка к экономической «спирали смерти»?

[see_also ids="639610"]

По мнению НБУ, ситуация выглядит довольно положительно, и таких угроз нет.

Национальный банк отмечает пик инфляции в первом квартале 2025 года, но не видит угроз сокращения ВВП.

Регулятор ожидает роста украинской экономики в 2025 году на 3% и постепенного сокращения инфляции летом, в том числе за счет поступления на рынок нового урожая и постепенного решения фактора энергетического дефицита. Последний тезис НБУ базируется на положительной оценке неких загадочных «монетарных мер», под которыми, очевидно, стоит понимать внедрение программы льготных кредитов на энергомодернизации и запуск альтернативных источников энергообеспечения предприятий.

Также НБУ не видит исчерпания эффекта низкой статистической базы сравнения в виде «экономического дна 2022 года» в контексте роста ВВП в 2025-м, но видит «исчерпание инфляционного импульса».

К сожалению, эти прогнозы не стоит полностью воспринимать на веру, ведь НБУ нередко и довольно грубо в последние годы ошибался в своих прогнозах как по росту ВВП, так и по показателю инфляции. При отсутствии какой-либо ответственности за такие аналитические ошибки НБУ перестает, так сказать, «таргетировать» доверие к своим прогнозам.

От сползания к стагфляции нас пока спасают не загадочные «монетарные меры НБУ» (что является довольно злым оксюмороном при условии учетной ставки НБУ на уровне 15,5% и ставки по трехмесячным депозитным сертификатам Нацбанка на уровне 19%), а внешняя помощь, которая в условиях угрозы глобальной рецессии становится очень тонкой красной линией (во время глобального кризиса каждый спасает прежде всего себя, а не помогает другим).

[see_also ids="638839"]

На данный момент угроза именно глобальной рецессии достаточно отдалена, но в Евросоюзе она уже стала почти свершившимся фактом, в частности в Германии, где рецессионные процессы происходят уже три года подряд.

К угрозам внутренней рецессии украинской экономики привел ряд факторов, кроме войны, конечно. Это:

отсутствие эффективной концепции промышленной политики;

неакцентированная на цели экономического роста монетарная политика, которая и с инфляцией в результате не смогла справиться;

отсутствие общей модели роста, адаптивной к военным условиям.

Приговором нынешней политике правительства является безработица в размере 15% и загрузка экономического потенциала только на 70%.

В условиях войны в экономике с правильными настройками безработица должна практически отсутствовать и составлять 2–3% максимум.

Уровень безработицы в размере 15–20% — это ключевой индикатор того, что применяемая экономическая модель неэффективна.

У правительства и НБУ было три года, когда внешнее финансирование в размере 40 млрд долл. в год давало им все возможности для запуска новой экономической модели роста. Но это время было безвозвратно потеряно.

В 2023 году рост на 5% «убаюкивал» министров. Хотя даже студенту первого курса было понятно, что здесь сработал банальный отскок после падения на 28% в 2022-м.

Плюс любимая функция правительства — дирижизм финансовыми потоками. Действовать, как регулировщик на финансовом перекрестке и перенаправлять ренту с основных потоков в пользу ключевых групп влияния.

Если не принять экстренные меры, к лету нас может ожидать постепенное охлаждение экономики. А если Глобальная торговая война все же разгорится, то осенью возможен и экономический кризис.

Проблема заключается в том, что стагфляция лечится только шоковой терапией: обвалом реальных доходов населения и резким ростом цен и тарифов. За выход из стагфляции взимается очень большая плата — основная масса населения должна стать в несколько раз беднее. Но даже в мирное время такой сценарий очень опасен, потому что может послужить причиной социальной дестабилизации. А во время войны подобный сценарий является критическим, поскольку он разрушителен именно для тыла. Поэтому у правительства и НБУ есть максимум два месяца для принятия экстренных мер по недопущению такого сценария.

[see_also ids="633418"]

А теперь перейдем к статистике и альтернативной ее интерпретации (по сравнению с оценками НБУ).

Настоящий экономический шок сейчас наблюдается в динамике экспорта и импорта. Процитируем Госстат:

«За январь-февраль 2025 года экспорт товаров составил 6288,1 млн долл. , или 87,0% по сравнению с январем-февралем 2024 года, импорт — 11302,5 млн долл. , или 112,3%.

Отрицательное сальдо составило 5014,4 млн долл. (за январь-февраль 2024 года также отрицательное — 2838,9 млн долл. ).

Коэффициент покрытия экспортом импорта составил 0,56 (за январь-февраль 2024 года — 0,72)».

Следовательно, в январе-феврале 2025 года наблюдается почти удвоение отрицательного сальдо торгового баланса и резкое ухудшение коэффициента покрытия экспортом импорта с 0,72 до 0,56. В целом экспорт упал на 13% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года, а импорт, наоборот, вырос на 12,3%, и эти тенденции только усиливаются (см. рис. 1–2).

Наибольшее падение экспорта зафиксировано в такие страны, как Турция, Британия, Египет, Румыния. Но самое большое влияние оказало падение экспорта в Китай — на 46,3%, хотя импорт за этот же период вырос на 26,2%.

[see_also ids="639265"]

Как видим на рис. 3, индекс потребительских цен на товары и услуги в 2025 году постепенно рос в годовом измерении: с 12,9% в январе до 14% за период январь—апрель.

Важным индикатором является динамика индекса строительной продукции в 2011–2025 годах (см. рис. 4): после падения на 64,8% в 2022 году этот показатель вырос в 2023-м на 25% (эффект низкой статистической базы сравнения), но в 2024 году это восстановление затормозилось до 18,6% (постепенное исчерпание эффекта базы).

Как видим из рис. 5, на сегодняшний день производство товаров промежуточного потребления (полуфабрикатов) составляет 50–53% от уровня 2016 года, инвестиционных товаров — 70, потребительских товаров краткосрочного пользования — 85, энергии — 69,5%. Вместе с тем производство потребительских товаров длительного пользования находится на уровне 121,5% (в этом показателе «зашито» производство сектора ОПК).

Что касается динамики промышленного производства, то видим увеличение производства товаров промежуточного потребления за прошлый год на 3,4 п. п. , сокращение производства инвестиционных товаров на 2,4 п. п. , падение производства потребительских товаров краткосрочного пользования на 11,8 п. п. , уменьшение производства энергии на 4,4 п. п. При этом у группы потребительских товаров длительного пользования рост на 8,2%.

[see_also ids="637646"]

Развитие промышленности происходит на фоне существенного роста индекса цен производителей промышленной продукции в январе—марте 2025 года на 43,3% в контексте внутренних цен. Это, условно, промышленная инфляция, и она ощутимо больше потребительской. Более того, промышленная инфляция у нас не таргетируется НБУ, хотя именно она выступает спусковым крючком инфляционных процессов, если рассматривать их в комплексе, системно. Ключевым фактором промышленной инфляции у нас выступает рост цен на энергоресурсы на 59,8%.

Приведенные показатели свидетельствуют, что в двухконтурной экономике «войны и тыла» более-менее стабильные экономические процессы происходят в секторе ОПК, где есть дешевое финансирование со стороны государства в виде оборонного заказа. При этом «экономика тыла» постепенно умирает в пламени галопирующей инфляции и роста цен на энергоресурсы.

Это приводит к сокращению экспорта, торможению темпов роста ВВП почти до нулевой отметки и деиндустриализации основного ядра промышленности (кроме изолированного сектора ОПК).

Здесь следует сказать, что рост ОПК за счет государственного заказа — это положительное явление в условиях войны, что чрезвычайно важно для обеспечения ВСУ.

Но опираться «экономика войны» (в контексте налоговых поступлений, экспортной выручки, развития энергетики и функционирования предприятий-смежников) должна на «экономику тыла», а она, как видим, постепенно умирает вследствие отсутствия кредитного импульса, кризиса на рынке труда и неэффективной правительственной экономической политики.

В 2025 году военный бюджет составляет 2 трлн грн, из которых 1,2 трлн — это денежное содержание военнослужащих, а 737 млрд грн идет на закупку вооружения и военной техники, в частности 47 млрд — на программу закупки дронов.

Эти 2 трлн грн должна собрать «экономика тыла», но уже сейчас очевидно, что в этом году дефицит таких внутренних ресурсов составит минимум 200 млрд грн.

[see_also ids="639882"]

Чем сильнее «экономика тыла» будет погружаться в кризис, тем больше будет этот дефицит. А при условии широкого дефицита внутренних источников финансирования и «экономика войны» может перейти в тренд сокращения.

Чтобы этого не произошло, правительство и НБУ должны пересмотреть экономическую и монетарную политику, акцентировав ее на специфике функционирования амбивалентной модели экономики во время войны.

[votes id="2666"]